«Ну как, Костенька, тебе еще хочется пострелять?» Бабушка-партизанка на вопросы правнука ответила в письме

На День Победы семья Печкуровых из Мяделя собирались навестить могилы своих бабушки и дедушки – Галины Егоровны и Павла Радионовича, которые были партизанами в годы Великой Отечественной войны. Это семейная традиция: ездили к ним на праздник, когда они были живы, ездят и теперь. Вдруг младший 21-летний сын Костя вспомнил: «А где бабушкино письмо, которое она мне семилетнему написала?» Читая послание бабушки, которое она писала незадолго до смерти, в семье поняли, что это касается не только их…

«НУ КАК ЖЕ ТЫ СТРЕЛЯЛА, ТЫ ЖЕ – БАБУШКА»

«Эти записки посвящаю своему правнуку Константину. И вот почему. В День Победы 2009 года – звонок, я поднимаю трубку и слышу:

– Бабушка, поздравляю тебя с Днем Победы. Здоровья тебе. А ты была на войне?

– Да, – отвечаю.

– И стреляла, конечно? Вот бы мне пострелять. А потом, ну как же ты стреляла, ты же – бабушка.

Говорю, что я тогда еще не была бабушкой.

– А кем ты была?

Отвечаю, что я была партизанкой, а он снова:

– А что это такое?

Вот я и решила рассказать всем внукам, правнукам, сыновьям, что такое партизанка.

До того, как пришла в партизаны, была связной Заслоновской бригады. Поддерживала связь с дядей, который жил в Богушевске – райцентре Витебской области. Потом дядю кто-то выдал, и его повесили, а меня успели предупредить, и я ушла в партизаны в Смоленскую бригаду. Дед Паша был уже там. Пришли мы с подружкой Киселевой Тамарой, ее брат тоже был в этой бригаде. Оба они погибли во время прорыва. Наш отряд стоял в деревне Пятница Ушачского района. Привели нас к командиру отряда Ефремову Якову, отчества я его не знала. Он с нами побеседовал, объяснил наши обязанности. А заключались они в следующем: готовить на отделение (12 человек), стирать, изучить устройство винтовки и автомата, гранаты, ходить с отрядом на «железку», т. е. подрывать железнодорожные рельсы, чтобы немцы не могли подвозить своих солдат и технику.

В БОЙ ХОДИЛИ ПО ТРЕВОГЕ

Между прочим, это были мои любимые походы, когда я чувствовала себя бойцом в полном смысле слова. Через неделю меня послали помочь портному. У нас была мастерская по пошиву обмундирования партизанам.

Через какое-то время после боя перевели помогать раненым бойцам. Это мне тоже очень нравилось, я с детства мечтала стать врачом, да не каким-то, а хирургом, но мама не пустила в медицинский, ей хотелось, чтобы я была учительницей. Сбылась ее мечта, а не моя. О работе педагога я не жалею, очень любила детей, у меня неплохо получалось. Многие мои ученики стали педагогами.

В бой мы ходили, только если отряд поднимали по тревоге. Тогда – сапоги на ноги, винтовку в руки и вперед. Ну и если немцы подходили так близко, что отбиваться шли все, кроме раненых, которые оставались под нашим женским попечением. В основном это были легко раненые, тяжелых отправляли за линию фронта. Прилетал «кукурузник», забирал их, а нам привозил других и медикаменты.

Помню забавный случай. Прихожу к своим подопечным. Один из них, который был ранен в спину, говорит, что очень хочется в баню, мол, голова невыносимо чешется. Я ему говорю, что сейчас помогу его горю. Налила кипяченой с золой воды, мыла то не было. Мою ему голову, а он плачет, он еще совсем молоденький был. Спрашиваю, чего он плачет, а он говорит, что ему стыдно, что я его мою.

КОГДА МЕЧТА – ПОДОРВАТЬ ПОЕЗД

Вернусь немного назад. Прожила я недели две в отряде, вдруг мои ребята из нашего отделения собираются на железную дорогу, разведка доложила, что пройдет поезд. Начала просить, чтобы взяли меня с собой. Командир отделения разрешил, но надо еще разрешение командира отряда. Прихожу, а там сидят командир и еще какой-то солидный дядя. Я по всем правилам обращаюсь к своему командиру, а он почему-то смущенно говорит, что надо обращаться к старшему по званию, то есть к комбригу. Я растерялась, он понял это и сам, пришел на выручку и сказал, что он комбриг. Но почему-то я его не знала и ответила, что вижу его впервые, так как всего две недели в отряде. Тогда он обращается к командиру:

– Ну что, разрешим? Пусть помогает народу!

Вместо того, чтобы по уставу сказать: «Разрешите идти», я сказала: «Большое спасибо». Уже за дверью услышала, как они надо мной смеялись.

И вот первый раз по заданию иду взрывать поезда. Если бы вы знали, какая я была счастливая! Помогать народу мне не пришлось, так как мы две ночи так и не смогли подобраться к железной дороге – такая сильная была охрана. Видимо, на то были у них свои причины. Но мечту подорвать поезд я не оставила.

Приближалось 8 Марта. Подговорила девчат своего отряда, и мы – четверо женщин – получили разрешение на это задание. Нам дали проводника мужчину, и на этот раз удалось подобраться к железной дороге. Лена поставила мину. У Лены в бою погиб муж, и она мстила как могла. Стали отходить. Не помню, долго ли мы бежали. Вдруг – взрыв. Господи, что там творилось!.. Зарево на все небо, стрельба, грохот. Мы мчались подальше от всего этого в спасительный лес и болото. Проползем немного, прислушаемся, передохнем и дальше двигаемся. Наконец вышли из болота. Хорошо, что снега было мало в эту зиму, но все равно мы были похожи на леших.

Подошли к деревушке, которую проводник раньше разведал. Тихо постучались в избушку, открыла бабушка, увидела нас и аж заголосила: «А мои ж вы детки, вам бы еще в куклы играть, а вы что вытворяете! Хотя ему, гаду, так и надо». Немного отдохнули, бабушка дала поесть, и мы пошли в свой отряд.

Потом разведчики узнали, что состав был с живой силой и техникой.

Теперь я часто, когда не могу уснуть, думаю, как переделать мир, чтобы люди не убивали друг друга. А ведь тогда, услышав грохот, кричали «ура» и целовали Ленку. Хотя наш удел рожать, а не убивать.

ЭТО БЫЛ СУЩИЙ АД

Весь март и апрель шли бои, нас старались уничтожить, мы не давали немцам покоя: то рельсы порвем, от состав подорвем. Наша бригада была очень боевая, и ее всегда перебрасывали с места на место, туда, где нужна была помощь. Бои были жестокие.

Мы так достали фашистов, выражаясь современным языком, что они вынуждены были снять с фронта целую армию со всем вооружением. У них – самолеты, танки, минометы и многое другое. А у нас винтовка, пулемет, и самое большое – ПТР: противотанковое ружье, которым подбивали танки.

Как видишь, силы были неравные, кольцо сужалось. И тогда руководство партизанскими бригадами решилось идти на прорыв. В ночь на 3 мая мы с боями пробивались через немецкие заслоны. Что там творилось! По нам били из минометов, пушек, сверху самолеты бомбили, летали очень низко и стреляли из пулеметов. Это был сущий ад. Я бежала вместе со всеми, как вдруг нога попала под корч. Ногу вытянула, а сапог остался в болоте. Пока достала его, пока натянула на ногу, отряд ушел далеко. Бегу и спрашиваю у встречных смоленскую бригаду. Отвечают: «Тябутовцы», «Ушачинцы», «Радионовцы» и т. п. И ни одного нашего. Бегу вместе со всеми и вдруг догоняю деда Пашу. Он как закричит: «Галина, тебя же убили!» Я и говорю: «Ну и что, я вот встала и иду». Оказывается, видели убитую женщину в пальто, похожем на мое, вот и передали, что я убита.

Потом мы догнали моего двоюродного брата, потом родного брата деда Паши. На пути оказалось болотце. Мы с дедом и моим братом побежали налево, а брат деда – направо. После этого мы больше его не видели. А бой продолжался, били со всех видов оружия. Недалеко разорвалась мина, деду Паше взрывной волной обожгло брови, ресницы, а меня ранило в шею. Лет 20 выходили осколки, как маковые зерна. На шее появлялись нарывы, и выходили осколочки.

В эту ночь половина нашего отряда вышла из прорыва, а другая осталась в окружении.

Почти до конца мая шли ежедневные бои. Это был кошмар. Еды не было. Население ушло в лес. Скот угнали. Собирали прошлогоднюю картошку и варили суп.

Немцы старались любой ценой добить нас. Все, что могли, заминировали. Помню, мы целый день шли по минному полю. Впереди ребята с миноискателем, а мы цепочкой след в след шли за ними. А по лесу разбросаны булки хлеба, картошка, даже сигареты. Нас предупреждали не брать разбросанное, но все же были случаи – не выдерживали. В итоге, конечно, смерть.

Вышли из минного поля, забрались поглубже в лес, разожгли костры обогреться. Я пошла наломать лапок, чтобы сделать постель. Ломаю лапки и вижу неподалеку собаку худющую. Стоит и на меня смотрит. Говорю ей: «Ты тоже есть хочешь, но я и сама голодная». Идет наш хлопец и спрашивает, с кем, я разговариваю. Показала на собаку, а он как свистнет, и моя собачка как дала маху, только ее и видели. Оказывается, это был волк…»

ПСИХИЧЕСКАЯ АТАКА

«…Костры нас выдали, и наутро – снова бой. Но мы были в лесу, а немцы шли полем. Видно, у них силы были на исходе, и тогда они организовали «психическую атaкy».

Это что-то невообразимое. Немцы идут строем, как на параде, беспрерывно стреляют из автоматов, а мы – из всего, что могло стрелять: пулеметы, автоматы, винтовки; бросаем гранаты.

Мы отбили три такие атаки. У них то ли патроны кончились, то ли в живых мало осталось, но вдруг стало тихо. Когда у них подали сигнал отходить, я посмотрела и увидела, что немцы лежат, как снопы на поле, когда жнут рожь. У меня волосы зашевелились от ужаса – увидеть сразу столько мертвых людей. Хотя это были враги, все равно жутко.

«Я ТОЛЬКО РАЗ ВИДАЛА РУКОПАШНЫЙ…»

Мы пошли в глубь леса и вдруг попали на немецкую засаду. Сошлись друг с другом, стрелять невозможно. И тогда пошли в рукопашную. Силы были на нашей стороне. Бой длился несколько минут. Но что это за бой! Какие страшные лица у мужчин: на губах – пена, рот открыт. Мне запомнился немец с желтыми зубами. Он поднял автомат на нашего бойца, но другой боец его ударил по голове. Я и сейчас его помню.

Уже после войны мне попался сборник стихов Юлии Друниной. Видно, она была на войне, иначе бы так не написала.

Особенно такие строки:

Я только раз видала рукопашный,

Раз наяву. И тысячу – во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

Бой окончен, идем дальше. Ночь мы шли болотом. В одном месте муж попал в окно, и его стала засасывать трясина. У него в пиджаке была лимонка – маленькая граната. Смотрю, он вытащил гранату, и я поняла, что он хотел сделать. Я протянула руку и резко вырвала ее из рук. Он не успел вытянуть шнурок, а я в горячке успела затолкать его в гранату. И расплакалась, сказала, чтобы раньше убил меня, а потом как хочет. На эту сцену пришли наши ребята и, связав две березки, растущие поблизости, вытащили его.

Бой был жестоким. Наших погибло очень много, немцев тоже, живые сдавались. В полдень привезли 12 ребят, положили в саду. Лежат как дубы молодые. Мы рыдали, а с нами и все жители деревни.

НАДО ПОДНИМАТЬСЯ, ПОКА ЕЩЕ ЖИВАЯ…

К утру вышли к шоссе, которое надо было перейти. Я совсем обессилела и еле плелась. Муж ушел, а на меня навалилось безразличие. Подхожу и вижу: на срубленных деревьях лежит раненая девушка. Увидела меня и просит, чтобы я ее застрелила. А у меня уже нет патронов. Тогда она попросила пить. Я сняла шапку, зачерпнула воды, напоила. Смотрю на живот, а там кишки видны. Я извинилась и ушла, не в силах ей помочь. Вышла к шоссе, перешла его. И хотя возле себя видела фонтанчики песка от пуль, ни одна не задела меня. Вот и не верь, что есть судьба.

Немного отошла от шоссе, а там карьер, где, видно, брали песок. Упала туда и думаю: дай немного полежу… Вдруг слышу – закричала женщина. А мужчина говорит: «Ты что, убитых не видела?» Ну, думаю, надо подниматься, пока еще живая. Выползла и увидела эту пару, идущую к следующему лесу. Потихоньку дошла до леса, встретила своих. Села под березку, закрыла глаза, отдыхаю. Вдруг слышу, кто-то меня зовет. Посмотрела, а это наш комиссар бригады. «Ох как ты меня напугала!» – говорит. Открыл сумку и протянул сухарь. Я отломала кусочек и сосу как конфету, а по лицу слезы текут. Потом кто-то из ребят дал горсть пшеницы. Жевала, и казалось, что силы возвращаются. С этого дня стало полегче.

Тяжелых боев больше не было, а мелкие стычки в счет не шли. В июне мы вышли в Пуховичский район – это была наша победа, купленная очень дорогой ценой, ценой тысяч погибших. Погиб брат мужа, подружка Тамара и ее брат Саша и тысячи других.

КАК Я НЕМЦА В ПЛЕН БРАЛА

Пуховичский район запомнился двумя смешными случаями. Появилась земляника – мне так хотелось ягод! А хозяйка говорит: «Вот рядом роща, сажали клубнику, она уже созрела. Теперь тихо – сходи и набери». И я пошла. Взяла корзину, винтовку и подалась в рощу. Ягод оказалось много, беру себе, рядом лежит винтовка. Вдруг слышу: «Матка, хлеба». Подняла голову: стоит немец, молодой и тощий, как волк, с которым недавно разговаривала. Я схватила винтовку и навела на немца. А он: «Партызан, партызан, Сталин – гут! Гитлер – капут!» Я скомандовала ему идти вперед, он немного понимал по-русски. Всю дорогу он повторял эту фразу. Мне сначала было страшно, а потом стало смешно. Увидела на вышке своего часового, повесила винтовку на плечо. Корзину – в руки, и идем, разговариваем: одно слово по-русски, другое – по-немецки.

Привела домой, попросила хозяйку, чтобы его покормила. Она сначала заупрямилась, а потом все же налила миску супа, даже хлеба дала. Ну и смеялись же надо мной ребята, узнав, как я немца взяла в плен. А зря смеялись. Он сказал мне, что мы, то есть партизаны, неправильно воюем. Что мы можем появиться в любую минуту и там, где нас, партизан, не ожидают.

Разговором это трудно назвать, потому что я знала несколько немецких слов, а он столько же русских, все остальное – догадки. Но он рассердился, когда я назвала его фашистом. Показывая на грудь, сказал: «Я не фашист. Я есть коммунист».

ЧЕТЫРЕ НАРЯДА ВНЕ ОЧЕРЕДИ!

А теперь расскажу, какай конфуз со мной произошел. У меня за блокаду совсем порвались сапоги. Командир отделения приказал пошить новые – мастерская у нас была. И вот однажды передали, чтобы я пришла на примерку. Иду обратно, а навстречу мне бежит все наше отделение во главе с командиром. Я испугалась. А они кричат: «Где тебя черти носят?» Оказывается, нам дали нового командира взвода и было построение. Одного бойца не оказалось. Попросила разрешения стать в строй, а мне новый командир говорит: «Печкурова, наряд вне очереди!» «Есть наряд вне очереди», – ответила я и расхохоталась. А он: «Два наряда!» И так догнал до четырех. Потом поняла, что смеются не надо мной, а над ним. На четырех остановился. Дома начали надо мной смеяться. Но я сказала, что рада, что четыре дня не буду готовить. Они растерялись: готовить-то им не хотелось. Пришли к соглашению: готовить буду я, а они за меня ходить в наряд.

ПОСЛЕ ТАНЦЕВ – СМЕРТЕЛЬНЫЙ БОЙ

В этой деревне было много красивых девчат, и наши парни решили поставить концерт. Было очень весело, много пели, танцевали. Мне запомнился припев в одной песне:

Только братцы не забыться

Перед смертью похмелиться,

А потом уж можно умирать…

Не знали эти ребята, что многих из них очень скоро ждет смерть. В Островецком районе в лесу прятался недобитый полк эсэсовцев. Нашей бригаде было приказано уничтожить его. Мы ночевали на сеновале в небольшой деревне. На рассвете поднялись по сигналу тревоги: немцы шли за продуктами. На сей раз они оказались в лучшем положении – в лесу.

Бой был жестоким. Наших погибло очень много, немцев тоже, живые сдавались. В полдень привезли 12 ребят, положили в саду. Лежат, как дубы молодые. Мы рыдали, а с нами и все жители деревни.

P. S.

Ну как, Костенька, тебе еще хочется пострелять? Надеюсь, что нет. А мне хочется, чтобы ни одному ребенку планеты никогда не хотелось стрелять друг в друга.

Это теперь, через 65 лет, каким-то заевшимся чиновникам «Прорыв» оказался ненужным, как будто мемориала погибшие не заслуживают. А где они сами были во время войны? На фронте, в партизанах? Или где-нибудь в теплом месте, где не достанут их пули? А без «Прорыва» погибли бы сотни тысяч людей.

Хватит, а то я начинаю злиться. До свидания, мой дорогой, мой маленький «стрелок» Костенька! А также Галя, Саша, Валера, Дима, Андрей, Сергей, Женя, Зина, Таня, Алла, Тимоша, Оксана, Маша, Гена.

Ваша бабушка Галя.

Апрель 2010 года».